Тем, кто знал Гену, а знали его не только на Челябинском заводе электромашин, где он работал инженером, знали его многие в самых разных концах страны, будет трудно поверить, что этого парня, пышущего жизнью, не стало. Он поднимался на Памир, сплавлялся по таежным рекам, был надежен в связке, неутомим в крутых подъемах и дальних переходах. Часто, когда руководители похода или туристского слета задумывались, кому же поручить самое трудоемкое дело, выяснялось, что дело уже сделано Васильевым. "Гена, не таскай сейфы", — писал ему в шутливом послании Юрий Визбор. А главное, Васильев пел. Он был неоднократным лауреатом и дипломантом конкурса авторов и исполнителей туристских песен имени Валерия Грушина в Куйбышеве, его песни отмечались на конкурсах в Минске, Киеве, Чебоксарах, Свердловске, Казани, не говоря уже о наших областных конкурсах.
Песни, эти — незатейливые, не претендующие на безупречность формы, тем не менее, очень хорошо поются у костра: лирическая "Ещё раз о горах" ("Знаю я, почему горы стали моими друзьями..."), шуточная, но тоже по сути лиричная "Маэстро ледоруб", "Об Урале", где «незамерзающие песни родников звучней и чище, и звончей булатной стали...».
О Геннадии Васильеве с одобрением отзывались такие мастера туристской песни, как Юрий Визбор, Александр Городницкий, Татьяна и Сергей Никитины, Вадим Берковский, Борис Вахнюк, Владимир Ланцберг, Юрий Кукин, Вадим Егоров, Дмитрий Сухарев, Владимир Муравьёв...
О том, что Васильев пишет стихи, многие узнали только после его смерти. То есть, было, конечно, известно,. что Гена может выручить свою делегацию на конкурсе, выдав шуточный экспромт-приветствие, что он найдет хорошие слова для стихотворного послания юбиляру, — только кто же это всерьез за поэзию примет...
А в бумагах его остались стихи. Их немного, и далеко не все достаточно отработаны, чтобы знакомить с ними читателя, но и за неумелыми строчками встает облик их автора — человека романтичного в самом высоком смысле. этого слова.
Геннадий ВАСИЛЬЕВ
Ночь приходит с востока сурова и зла.
На сибирских хребтах — нетускнеющий бархат.
И в распадках звенят чудо-колокола,
И для нас этот мир, как и прежде, распахнут.
...Почему-то, как только дожди и ветра
Что-нибудь невзначай в нашей памяти тронут,
Вновь проснется тоска по таежным кострам —
Незажженным кострам и непройденным тропам.
* * *
Качает.
Еду на брезенте.
На тягаче — гигантской зыбке.
От синих трапов вьются ленты,
Как за матросской бескозыркой.
* * *
Быстро тает сумерек канва,
Клен, вздыхая, смотрит исподлобья:
То прошелестит не те слова,
То сфальшивит где-нибудь в мелодии.
* * *
В синеве перевальных высот,
В адском грохоте диких порогов
Я пытаюсь который уж год
Мир своими руками потрогать.